“Мне очень хорошо запомнилась наша первая встреча с Матушкой в конце 70-х годов. С женой мы собрались в Голосеевский лес, чтобы посмотреть на монахиню, о которой было столько разговоров. Пришли. Стучим. Келия закрыта. Через некоторое время дверь отворилась.
“Благословите войти”, – попросили мы. Старица впустила нас, сама также прошла в келию, а потом села, закрыв глаза. Мы понимали, что в этот момент она молилась, перебирая четочки. Вскоре она начала говорить что-то на непонятном языке – как мы узнали впоследствии, на мордовском. Говорит и улыбается, говорит и улыбается. Когда Матушка снова обратила на нас внимание, я начал рассказывать ей свою просьбу:
“Помолитесь, чтобы меня перевели из Иванкова служить куда-нибудь ближе к Киеву!” Матушка ничего не ответила, а опять стала молиться по-мордовски, спросив нас: “Вы понимаете?” – а что же мы могли понять? Так и ответили, что этого языка мы не знаем.
Тогда Матушка начала давать кому-то выговор: “Николай, не тронь Ивана! Николай, не тронь Ивана!” Я понял, что речь идет обо мне, но удивлялся, потому что не знал никакого Николая. Беседа наша продолжалась и дальше, подробности которой я за давностью лет не запомнил, но она оставила в нашей душе неизгладимое впечатление. Матушка гостеприимно нас угостила, дала с собой хлеба. Идем домой радостные, веселые, разбираем вместе с женой: “Что же это такое? Кто такой Николай?” И тут я вспомнил, что в Чернобыле мой благочинный Николай имеет зависть ко мне, потому что ко мне из его прихода ездили люди в Иванков, а он их ругал: “Что? Вы в Иванкове нашли другого Бога?” Об этом Матушка и говорила.
Вскоре меня перевели в Любарцы в Бориспольский район. Там была очень сложная обстановка, за год поменялось пять священников, и в этот кипящий котел я и попал. Но теперь я служил уже ближе к Киеву, как и просил я у Матушки. Во второй раз мы пошли к ней. А она мне сказала: “Привыкнешь!” После этого я, действительно, привык и прослужил в Любарцах шестнадцать лет.
Положили конец моему там служению такие события. Произошел раскол в Церкви, у нас в Любарцах появились националисты, которые кричали: “Нам не нужны “москали” здесь”, – приехало пять филаретовских священников, обклеили все плакатами, собрали людей и требовали отдать храм. Я приложил немало усилий, чтобы храм устоял. Тогда некоторые прихожане написали письмо митрополиту Владимиру, в котором требовали: “Если вы его не уберете, то мы перейдем к Филарету”. Такую они придумали хитрость. Даже по радио передавали: “Зачем нам “москали” в Любарцах – нам нужны украинцы!” Их злобные выходки обернулись для меня честью – после всех этих неприятностей митрополит представил меня к награде, но сказал: “Переходите на другой приход, а в Любарцы мы другого священника направим”. И меня перевели на Троещину. Теперь я служу настолько близко к моему дому, как это только возможно, потому что живу я на Троещине. Матушка Алипия устроила так, как я и подумать не мог. В благодарность я прихожу к ней на могилу, совершаю панихиду, прошу ее святых молитв.
(продолжение следует)
(“Стяжавшая любовь” – “Приятно вспоминать те дни…”, – протоиерей Иоанн Прихно, Свято-Троицкий собор на Троещине, г. Киев)
| “Глубоко духовный человек” (продолжение) | <-- | --> | Открытие страницы Православного центра прикладных искусств |
