Свято-Покровський Голосіївський монастир

Однако наш рассказ об истории обители, о подвигах и мученичестве Голосеевских братий будет неполным, если мы не расскажем о подвиге женщин, верой и правдой служивших скромной обители в разные периоды ее существования. В предыдущих главах уже говорилось о благодетельницах пустыни, заботившихся о благолепии ее храмов и о ее хозяйственных нуждах. Как правило, они были из богатых знаменитых семей, проводили добродетельную жизнь в миру и время от времени посещали обитель, в которой подвизались их духовные отцы.

Но были в истории Голосеевской пустыни и подвижницы, жившие непосредственно в обители или вблизи нее.

В середине XIX веке в домике на окраине Голосеевской пустыни жила раба Божия Василисса, которую прозвали Многострадальной. Она была уроженкой села Заполатова Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. Красивая и умная девушка с ранних лет почувствовала влечение к духовной жизни. Рано лишившись матери, Василисса горячо умоляла Божию Матерь, чтобы Она Сама удочерила ее и стала хранительницей ее девства.

Однако Василисса не могла сама распоряжаться своей судьбой: она была крепостной помещицы В. Н. Оленевой. Когда девушке исполнилось 19 лет, барыня насильно отдала ее замуж. Как ни просила, как ни умоляла Василисса не губить ей жизнь, помещица была непреклонной и повелела вести девушку с нелюбимым женихом, которого она даже не видела до свадьбы, под венец.

Началось венчание. Священник по чину Церкви, спросив об их обоюдном согласии венчаться, от Василиссы услышал в ответ только рыдание. Батюшка усомнился в возможности совершить Таинство и послал за барыней. Та в азарте прибежала в церковь и скомандовала: «Венчай!». Служба продолжилась.

Тогда Василисса от всего сердца взмолилась Матери Божией:

– Царица Небесная! Покровительница моя! Ты видишь, что делается, какое насилие, но неужели оно сильнее Твоей помощи? Теперь мое желание девства в Твоих руках, нет моей возможности его хранить при таком насилии, храни его Ты, как Сама знаешь. Тебе его вручаю, только прошу и молю Тебя: помоги! Я все готова понести: пошли мне всегдашнюю болезнь или какую проказу, даже червей, пусть едят меня во всю мою жизнь!..

И Матерь Божия услышала мольбу отчаявшегося сердца. У Василиссы стало выкручивать руки и ноги, и цветущая девушка во мгновение ока стала калекой. Ее ноги согнуло, и они словно приросли к телу. Руки скрутило так, что они крестообразно легли на грудь, и хотя они были немного подвижными, Василисса не стала их разнимать. Господь оставил ей только ясное сознание, речь и возможность немного поворачивать голову.

Священник, увидев совершившееся, пришел в ужас. Он убоялся Божьего гнева за таинство, совершенное против Его воли. В глубокой скорби батюшка велел братьям отнести Василиссу в отеческий дом. Муж-жених вернулся к себе крайне оскорбленным, а помещица в своем безумном желании сделать Василиссу замужней женщиной заподозрила ее в симуляции.

Она стала всячески мстить страдалице и сама, и через своих родственников, и через родных Василиссы. Девушку насильно лечили самыми зверскими способами, били, оскорбляли, оставляли без воды и еды, не помогали ей даже в самых необходимейших ее нуждах. Не видя ни от кого помощи, девушка очень страдала: и физически и морально. Но она твердо решила все терпеть ради сохранения девства и стяжания Царствия Небесного.

Шло время. Господь стал посещать страдалицу Своими Небесными утешениями. За великое терпение, смирение и чистоту душевную Господь удостоил ее дара прозорливости. К ней стали приходить благочестивые девушки и женщины и помогать ей. С одной, из них, самой преданной, Агафией и еще некоторыми помощницами, Василисса решила посетить святыни Киево-Печерской Лавры.

Страдалицу везли в тележке, ее спутницы шли пешком. Претерпев много бед и скорбей, странницы добрались до Киева. Со времени начала болезни Василиссы и ее замужества пошел девятый год. Претерпев невыразимые муки вначале, она теперь наслаждалась церковной молитвой: Агафия и еще одна девушка носили ее и на службы, и в пещеры.

Лето и осень девушки прожили около Лавры в убогом чуланчике. На зиму переехали на хутор в Голосеево, где сняли небольшой домик у штатного служителя. Агафия трудилась, не покладая рук, чтобы оплачивать скромное жилье и скудное питание, остальные же спутницы оставили их и ушли.

В Голосеево девушки наслаждались уединением и покоем, но только зимой. Потому что летом эту избушку нанимали дачники для кухни, и тогда девушки переходили в чулан, который плохо защищал от непогоды. Но страдалица каждое испытание считала особой милостью Божией по отношению к себе и благодарила Господа за все.

Время от времени они вновь перебирались в Лавру. И вот однажды, 19 сентября 1855 года, когда Василисса была очень слаба, ее отказались нести в пещеры. Тогда она сама поползла к ним. Три часа страдалица ползла от святых врат обители к святыне. Потом заползла внутрь Ближних пещер и у раки преподобного Прохора Печерского впервые за много лет смогла разогнуть руки и ноги. Даже не осознав до конца, что с ней произошло, она пошла прикладываться к мощам Преподобных – сначала в Ближних, а затем и в Дальних пещерах.

Из пещер Василисса вышла полностью исцеленной, только не все пальцы на руках действовали. Однако она была счастлива тем, что может совершать крестное знамение, ходить в храм Божий и молиться у святынь.

И с тех пор не было дня, в который бы Василисса пропустила бы Богослужение. Она окончательно поселилась на хозяйственном хуторе в Голосеево, рядом с пустынью. Научилась читать и уже не разлучалась с Псалтирью. Полюбила Василисса и акафисты. Был у нее в обители и духовник, посещала она и Киево-Печерских старцев. Одному из них девушка и рассказала свою многострадальную жизнь.

В конце мая 1856 года она попросила знакомого священника оказать ей помощь. У нее не было паспорта: просроченный был отправлен барыне для замены, но та, узнав об исцелении страдалицы, не захотела выдать новый. Священнику удалось убедить своевольную барыню, что исцеление Василиссы произошло только для прославления Всемогущества Божия ради молитв Его святых угодников. Барыня выслала паспорт и на какое-то время вновь оставила девушку в покое.

4 августа 1856 года Василисса была тайно пострижена в схиму. На зиму она вновь переехала в Голосеево. Посещала церковные службы, дома читала Псалтирь и акафисты. Весной вернулась в свой чуланчик возле Лавры. До наступления холодов она целые дни проводила в Лавре: молилась на службах, молилась в пещерах, безмолвствовала в саду, а после вечерни возвращалась в свой чуланчик.

Осенью тайная схимница вновь переехала в Голосеево. Она ослабела и слегла, молилась в домике, а на службы ходить уже не могла. Прислуживала ей все та же преданная Агафия. Знакомый священник совершил над ней таинство Елеосвящения, и Василисса стала потихоньку готовиться к вечности. Незадолго до смерти страдалицу постигло искушение: ее забрали в один из женских монастырей, где она стала пользоваться огромным уважением монахинь и прихожан. Но враг рода человеческого воспользовался этим, чтобы нарушить мир в обители и настроить против Василиссы ее благодетелей.

Страдалица вновь вернулась в Голосеево. Искушение, возникшее из-за нее в женском монастыре, она до смерти оплакивала как свой величайший грех. Болезнь ее обострилась, из горла пошла кровь. 12/25 октября 1857 года тайную схимницу посетил все тот же знакомый священник с родственницей, они тепло простились с умирающей. После этого Василисса почувствовала себя совсем здоровой, но не на долго: спустя несколько дней она тихо и мирно отошла ко Господу. Похоронили ее, вероятнее всего, на монашеском кладбище Голосеевской пустыни.

В советское время, когда Голосеевскую обитель упразднили, в ней поселились женщины. И не только мирские. В Голосеево остались и те женщины, которые трудились или несли послушание на экономическом дворе: доярки, огородницы, прачки и кухарки. Во время гонений на Церковь и репрессий против Голосеевских братий многие из них приняли монашеский постриг и остались в обители как простые работницы. По данным НКВД, в конце 1920-х годов в пустыни проживало 24 монаха и 27 монахинь.

Голосеевские матушки не носили монашеские одеяние открыто: одевались, как простые крестьянки. Их имена и подвиги неизвестны. Явно только одно: они безгранично любили Господа и святую Голосеевскую обитель, иначе не остались бы в ней.

Когда взорвали церковь в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», одна из голосеевских матушек открыто стала носить монашеские одежды. Это была монахиня Елена, которая до самого уничтожения голосеевских церквей несла в них послушание церковницы. Она же ухаживала за могилкой старца Алексия, работала в колхозе (в 1920-1930-е годы в Голосеевской пустыни было создано культурное хозяйство, где выращивались плодово-ягодные растения). Монахиню Елену очень любили в колхозе, потому что она была очень скромной и трудолюбивой, любила детей и всегда нянчилась с ними, когда родители были заняты.

После взрыва церкви матушка Елена стала ходить только в монашеском. Знавшие ее рассказывали, что она очень хотела пострадать за Христа. Такое горячее желание было присуще только мученикам первых веков христианства. Однако на монахиню не донес ни один человек. И это в те годы, когда не было редкостью, что даже близкие люди «стучат» друг на друга, когда человеческая жизнь, особенно жизнь верующего человека, ничего не стоила, и монашествующих вместе со священниками уничтожали массово!

Ранним утром 22 июня 1941 года, в праздник Всех Русских святых, немецкие войска бомбили Киев. Началась Великая Отечественная война. Через Голосеевскую пустынь пролегла вторая линия обороны за Киев, и здесь велись ожесточенные бои. Но на монашеское кладбище ни один снаряд не упал. Матушка Елена до последнего ухаживала за могилкой любимого старца.

В Голосеевской пустыни в то время жили, в основном, женщины с детьми. Выживать им было непросто: хлеб перестали подвозить, огороды заминировали, поэтому никто не решался собирать урожай. Только монахиня Елена отважилась идти на заминированный огород, чтобы накопать людям картошки. Картошки она накопала, а сама подорвалась на мине. Господь исполнил ее желание стяжать мученический венец.

Матушку Елену похоронили на Голосеевском кладбище и поставили над ее могилой крест. Это был единственный крест на монашеском кладбище: с других могил кресты убрали. Даже с памятника старцу Алексию сбили крест. А на могиле монахини крест стоял. На скромной металлической табличке, прибитой к нему, была выцарапана лаконичная надпись: «Елена».

В послевоенные годы на территории упраздненной Голосеевской пустыни жили мирские люди, здесь действовала четырехклассная школа, затем были пионерский лагерь и туристическая база.

С конца 1970-х годов обитель стала приходить в полное запустение: ее жителей постепенно переселяли в другие районы Киева, где им предоставлялось государственное жилье. Упраздненная Голосеевская пустынь зарастала бурьяном, ее дома разрушались… Постепенно на ее месте образовался пустырь, среди которого одиноко возвышались стены бывшего митрополичьего дома, построенного владыкой Филаретом. И все же! Гонения и внешняя разруха не коснулись главного сокровища Голосеевской пустыни – ее духа, духа Преподобных отцов наших Киево-Печерских, сохранившегося здесь, несмотря ни на что. Свидетельством этого была всегда горящая лампадка на могилке любимого старца Алексия, к которому и в годы безбожия за утешением, помощью и советом спешили православные люди.
В 1979 году в полуразрушенном домике, расположенном недалеко от упраздненной пустыни, поселилась еще одна Голосеевская подвижница благочестия – Христа ради юродивая монахиня Алипия. Ее исключительный жизненный подвиг показал, что в любое время и в любых условиях возможно жить настоящей монашеской жизнью, так, как жили древние подвижники и подвижницы, как жили Преподобные Печерские и Голосеевские отцы. Монашество матушки Алипии стало венцом и оправданием всего монашества в годы гонений на Церковь ХХ века. Особенно монашества женского.

Монахиня Алипия (в миру – Агафия Тихоновна Авдеева) родилась 3/16 марта 1905 года в благочестивой крестьянской семье села Вышелей Городищенского уезда Пензенской губернии. Отец блаженной – Тихон Сергеевич Авдеев – был большим постником: во время постов он ел только сухари и пил отвар из соломы. Мать, Васса Павловна, отличалась нищелюбием: она любила раздавать милостыню и подарки руками дочери.

Духовные дарования блаженной проявились очень рано. Родители Агафии любили молиться не только дома, но и в храме Божием. Уже тогда девочке было открыто: кто идет в церковь молиться, а кто идет в дом Божий как на базар.
Какое образование получила Агафия неизвестно. Молитвослов и Псалтирь она свободно читала на церковнославянском языке. Приходя к кому-то в гости, будущая подвижница старалась не участвовать в разговорах, а раскрывала Псалтирь и садилась в укромном уголке.

Октябрьский переворот 1917 года безжалостно перевернул и ее жизнь: карательный отряд красноармейцев ворвался в дом Авдеевых и жестоко расправился с хозяевами. Агафия чудом осталась жива: она в это время отлучилась к соседке. Вернувшись домой, девочка увидела расстрелянные тела отца и матери. Глубоко страдая, девочка-подросток нашла в себе силы, чтобы самой прочесть над ними Псалтирь.
Трагическая смерть родителей и последующие испытания произвели в душе Агафии окончательный перелом: она взяла свой крест и последовала за Христом, готовая претерпеть за Него все, даже мучительную смерть.

Некоторое время Агафия жила в Пензе. Усердно посещала храм Божий, подкрепляя свои духовные силы (особенно любила молиться в пензенской церкви в честь Жен-мироносиц). Затем странницей посетила святые обители, которые в начале 1920-х годов чудом сохранились от разорения.

Жестокие испытания не ожесточили ее сердца, а сделали его еще более милосердным. Безграничное людское горе подвигло девушку постоянно молиться о страждущих и помогать им. Скитальческая жизнь научила ее быть благодарной Богу и людям за малейшее добро. Этот дар благодарной любви матушка пронесла через всю свою жизнь и умножила его многократно.

Массовые репрессии против верующих 1930-х годов не миновали и ее. Агафию арестовали и заключили в тюрьме. Исповедница испытала все ужасы тюремного заключения: многочасовые изматывающие допросы, сопровождавшиеся пытками и оскорблениями, постоянное ожидание смерти, которое было страшнее любого, самого тяжелого мучения. Но эти испытания стали для нее очищающим горнилом.

Претерпевая страдания, исповедница постоянно утешала соузников, молилась и заботилась о них.

Твердое стояние в вере не укрылось от надзирателей, и Агафию перевели в камеру смертников. Исповедница готовилась к смерти, но воля Божия о ней была иной. Милостью Божией по молитвам святого апостола Петра узнице удалось сбежать из тюрьмы. Апостола Петра матушка глубоко почитала до конца своих дней, и рассказывала о его заступничестве, и в храме ее место всегда было возле иконы апостолов Петра и Павла.

После освобождения вновь началась скитальческая жизнь, которая осложнялась тем, что у Агафии не было документов и прописки, что в советское время влекло за собой уголовное наказание. Но Господь хранил и покрывал Свою избранницу. Вполне вероятно, что именно в это время исповедница за Христа начала подвиг юродства ради Христа, и это кажущееся безумие защитило ее от новых гонений.

Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов Агафия Тихоновна попала в плен к фашистам и некоторое время провела в концлагере, испив новую чашу страданий. Но и оттуда ей удалось сбежать. Снова начались скитания, которые усугублялись войной.

Узнав, что в Чернигов возвратили мощи святителя Феодосия Черниговского, вывезенные безбожниками из города задолго до войны, блаженная пешком отправилась на поклонение святыне. Поклонившись мощам чудотворца, странница попросилась на ночлег к старосте храма. Тот отказал, но Агафия Тихоновна пошла за ним. Оказалось, что у старосты угорела дочь. Блаженная попросилась войти, достала флягу со святой водой, и окропила ею голову, лобик и рот девочки, после чего влила немного воды в рот. Ребенок пришел в себя, а странница незаметно удалилась.

Еще одно чудо старица совершила в послевоенное время. Она спасла от голода и полной нищеты одну семью, которая все средства вложила в то, чтобы выкормить поросенка и затем его продать. Но когда животное привезли на рынок, оказалось, что оно вот-вот околеет. Агафия Тихоновна, услышав крики и рыдания, подошла к несчастным хозяевам и, внутренне молясь Богу, дала свинье дегтя. Животное ожило, а блаженная поспешила уйти.

Во время Великой Отечественной войны была открыта Киево-Печерская Лавра, закрытая безбожниками в 1920-е годы. Наместник обители – Архимандрит Кронид (Сакун) – постриг Агафию в монашество с именем Алипия – в честь преподобного Алипия, иконописца Печерского. Отец Кронид благословил свое духовное чадо на новый подвиг – столпничество в дупле дерева, которое росло возле колодца преподобного Феодосия Печерского (к сожалению, дерево до настоящего времени не сохранилось). В дупле можно было стоять, только полусогнувшись.

Это было очень тяжелый подвиг даже в хорошую погоду, а в ненастную – и подавно. Ночью под самым дуплом выли голодные бродячие собаки. Сильный мороз пронизывал до костей полусогнутое тело подвижницы. Только непрестанная Иисусова молитва укрепляла хрупкую монахиню и поддерживала в ней жизнь.

Подвиг столпничества матушка совершала в течение трех лет, до 1954 года, когда отошел ко Господу отец Кронид. После него монахиня Алипия окормлялась у старца схимонаха Дамиана.

В 1961 году власти снова закрыли святую обитель под предлогом ремонта. Насельникам Лавры пришлось надолго ее покинуть. Закрытие Киево-Печерской Лавры монахиня Алипия перенесла тяжело. Всегда незаметная и тихая, она в эти дни коленопреклоненно молилась на Лаврском дворе, обливаясь слезами и воздевая руки к небу, и кричала на мордовском языке.

Вновь началась ее многострадальная скитальческая жизнь: без документов, без прописки, без денег, без вещей. Если в сталинское время это «грозило» тюремным заключением, то в 1960-е годы – психиатрической больницей, куда власти отправляли верующих «для лечения».

Однако годы тяжких испытаний настолько укрепили дух блаженной, ее веру и преданность воле Божией, что она безропотно приняла все как от руки Господа. Матушка Алипия никогда не искала помощи и покровительства у людей, она искала помощи и защиты только у Бога. Ее вера и дерзновение были так сильны, что те, кто слышал, с какой детской простотой она обращалась к Богу «Отец!», и видел, как мгновенно исполняются ее молитвы, не сомневались, что для нее Он прежде всего Отец – близкий, любящий, заботливый.

После закрытия Лавры монахиня Алипия жила то у одних, то у других хозяев, ночевала в подвалах и не приспособленных для жилья помещениях. Днем она молилась в церкви или в лесу, и работала: белила, штукатурила, месила глину, восстанавливала старые хатки. Ночами блаженная тоже почти не отдыхала: или молилась, или палкой гоняла бесов, выгоняя их из тех жилищ, где обрела себе временное пристанище.

Со временем матушка сняла комнатку в частном доме на Голосеевской улице и стала принимать людей, которые потянулись к благодатной старице за советом и с просьбами о молитвах, о помощи, об исцелении. Наступило время ее открытого служения людям. К ней стали подходить и в Вознесенском храме на Демиевке, прихожанкой которого она стала после закрытия Лавры. Это была одна из немногих киевских церквей, которая не закрывалась в советское время. По благословению настоятеля храма протоиерея Алексия Ильющенко (впоследствии – архиепископ Варлаам) матушка Алипия после службы выслушивала многочисленные просьбы прихожан и паломников.

Подвижница очень любила этот храм и его служителей. Отцу Алексию (Архиепископу Варлааму) блаженная старица предсказала монашество, вручив незадолго до пострига монашеские четки. Демиевский храм был сохранен от закрытия и уничтожения в 1960-е годы (этот факт настоятель храма протоиерей Мефодий Финкевич и прихожане связывают с молитвами монахини Алипии), а вот дом, в котором жила сама матушка, разрушился, и она снова оказалась на улице.
Наконец, стараниями одной верующей женщины, было найдено новое жилище – в домике на улице Затевахина. Здесь, в крошечной комнатке, которая имела отдельный вход, матушка Алипия и прожила последние девять лет своей подвижнической жизни – с 1979 по 1988 годы.

Это был бывший монастырский дом, принадлежавший до революции скиту Киево-Печерской Лавры – Свято-Покровской Голосеевской Пустыни. В советское время обитель была упразднена и разрушена; в 1930-е годы взорвали дивную по красоте церковь в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» и разрушили Покровский храм. Некоторое время на территории обители находились культхоз, агробаза, школа, детская турбаза, в монашеских корпусах жили мирские люди…

В конце 1970 годов местных жителей стали отселять в благоустроенные дома и квартиры, и Голосеевская Пустынь превратилась в пустырь. Но тем не менее верующие ее не забывали. Ежегодно 30 марта, в день тезоименитства преподобного Алексия Голосеевского (Шепелева), которого очень любили и почитали верующие киевляне, на его могилку в Голосеево приезжали священнослужители, монашествующие и миряне. Служились панихиды, устраивались поминальные трапезы и, несмотря на опасения верующих, никаких облав в этот день не было. Батюшка настолько почитаем в народе, что с момента его кончины в 1917 году и по сей день на его могилке теплится лампадка и в любое время к нему спешат люди. В 1993 году устроители Голосеевской Пустыни и старцы Алексий и Парфений, подвизавшиеся в ней, прославлены в лике местночтимых святых.
Когда на ее территории поселилась монахиня Алипия, Пустынь представляла собой жалкое зрелище: развалины на пустыре, среди которых лучше всего сохранились стены бывшего митрополичьего дома. Но духовному взору матушки было открыто, что святая обитель возродится.

Однажды, проходя по территории разрушенной Пустыни с сестрами Флоровского монастыря, блаженная сказала: «Тут еще будет монастырь и служба». Монахини подумали: «Как же здесь будет служба? В таких руинах?» Но время подтвердило истинность предсказания Голосеевской старицы.

Всех, кто приходил к матушке Алипии в Голосеево, она неизменно отправляла помолиться у могилки преподобного Алексия Голосеевского, который в то время еще не был прославлен. Старица могла не принять человека, если он не воздал поклонения чтимому Голосеевскому подвижнику благочестия. Без сомнения, она и сама неоднократно молилась на святой могилке. По свидетельству очевидцев, в эти годы на могилке преподобного всегда теплилась лампадка и горели свечи, даже если выпадал глубокий снег и дорогу в сторону Пустыни не успевали расчистить. Старица очень любила ставить свечи и в храме, на них она тратила почти всю милостыню, которую ей подавали.

Келлия матушки находилась на территории разрушенной Пустыни, среди леса, на склоне глубокого оврага. Лучшего места для монаха-безмолвника не найти. Монахиня Алипия стала продолжательницей духовного делания Голосеевских старцев. Как владыки Петр и Филарет, она подвизалась в молитвах, которые совершала и келейно, и в лесу, и в глубоком овраге. Как блаженные Паисий и Феофил, подвизалась в подвиге юродства ради Христа, прикрывая им свои молитвенные и постнические подвиги.

Матушка ходила в черных одеждах, а на голову надевала детскую меховую шапочку. Хрупкая, сухенькая, она казалась горбатенькой, поскольку на плечах или на спине носила икону мученицы Агафии, а на шее – множество больших железных ключей (их количество соответствовало числу ее духовных чад). Принимая нового человека под свое духовное окормление, матушка вешала на шею и новый тяжелый ключ.
Обо всем она говорила только в мужском роде, в том числе, и о себе, и о представительницах женского пола. Многие воспринимали это как проявление юродства. Но может, была и другая причина: ведь еще святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал, что если немощная женщина подвизается из любви ко Христу, то и она «блажен муж», по словам Псалмопевца. Возможно и то, что матушка по благодати достигла такого духовного состояния, когда перестаешь делать различие между мужским полом и женским, когда каждого человека воспринимаешь как «новую тварь во Христе», как нового Адама, как живой образ Божий.

Дни старица проводила в молитвах и трудах. Утром ее можно было встретить в храме на Демиевке, где она неизменно молилась у иконы апостолов Петра и Павла. Если кто-то обращался к ней со своей бедой во время службы, матушка тут же начинала молиться о помощи и, получив извещение от Бога, радостно сообщала о благополучном исходе. После службы она выслушивала многочисленных посетителей, и, внутренне молясь, прозорливо указывала решение проблемы или молилась о помощи и исцелении. Вернувшись в келлию, старица, несмотря на преклонный возраст, занималась своим нехитрым хозяйством, продолжая принимать людей. Она любила возиться с курочками, работать в огороде, готовить трапезы для своих духовных детей и гостей.

На склоне оврага блаженная сама сделала ступени и спускалась по ним в лес, чтобы покормить лося, которого она с любовью звала «Гость». Это доставляло матушке огромное утешение. С любовью она кормила и многочисленных кошечек, живущих у нее, и птиц, и бродячих собак, сердечно жалея всякое Божие творение.
Пищу блаженная старица вкушала один раз в день и крайне мало. В среду же и в пятницу, а также на первой и на последней неделе Великого поста она ничего не ела и не пила. Посетителей старица принимала до захода солнца, а после захода двери ее келлии закрывались и почти всегда не открывались до утра. Она очень уставала от посетителей, особенно в последние годы жизни. Человеческие скорби и немощи доводили блаженную до изнеможения, но до последнего вздоха (в самом прямом смысле этого слова) старица принимала народ, утешая, помогая, поддерживая молитвенно. Несмотря на крайнюю усталость, свое молитвенное правило она никогда не оставляла, даже если бывала больна.

Ночью матушка практически не отдыхала: молилась, присев на краешке кровати, которая была заполнена множеством мешочков, что не давало возможности для нормального отдыха. Всю жизнь многотрудное тело старицы не знало покоя и отдыха; только в конце жизни, в периоды тяжелых болезней, она ложилась, чтобы немного отдохнуть, на доски. А в три часа утра для нее начинался новый трудовой день.

Но от других монахиня Алипия не требовала такого строгого подвижничества. У нее часто кто-нибудь ночевал, и своих посетителей она с любовью укладывала спать и утром благословляла в дорогу. Как правило, посетительницы уходили бодрыми и… исцеленными, хотя сразу могли этого и не заметить. В ее келье, как некогда и в келлии преподобного Алексия Голосеевского, духовные дети и посетители встречали неизменно ласковый прием и щедрое угощение. Старица всегда знала, сколько человек и с какими нуждами придут, и для них всех готовилась трапеза. Причем, все варилось, как правило, в небольших кастрюльках, а посетителям неизменно наливались огромные тарелки, и всем всего хватало. Матушка Алипия благословляла съедать порцию полностью. Многие во время трапезы получали исцеление от внутренних болезней. Кроме этого, старица лечила больных и собственноручно приготовленной мазью, целебная сила которой заключалась в молитвах блаженной.
Принимая и угощая одновременно нескольких человек, старица умела каждому сказать и слово на пользу, причем, это понимал только тот человек, к которому это слово относилось.

Матушка проявляла свою прозорливость деликатно, она бывала милостива даже с самыми закосневшими во грехах грешниками. Удостоенная от Господа дара прозорливости и предвидения, матушка Алипия читала в человеческой душе, как в открытой книге. Ей было открыто, что происходит или произойдет с человеком, что позволяло ей предупредить человека об опасности, помочь избежать неприятности и искушений или защитить от надвигавшейся беды.

Но ни одно духовное благодеяние не проходило для блаженной безследно. Люди получали утешение, исцеление, помощь и радость, а старица – очередную скорбь и болезнь. Благодаря смирению и благодати Христовой матушка Алипия получила власть над диаволом и его слугами, она изгоняла их, запрещала им. Но лукавый не переставал ей мстить до самых последних дней жизни. Иногда через людей, а иногда являлся старице и сам, в полном своем омерзительном виде.

Даже в отдаленной Голосеевской келлии монахиня не знала покоя от преследования властей. Время от времени приходил участковый милиционер и настойчиво требовал документы и покинуть домик. Но матушка после внутренней молитвы неизменно отвечала ему, что главный Начальник не разрешает ей уходить. И по милости Божией участковый оставлял подвижницу в покое. Но только – на время.
Нередко приезжали бригады «Скорой помощи» и пытались увезти старицу то в психиатрическую больницу, то в дом престарелых. Но по милости Божией уезжали ни с чем. Однажды старица, внутренне молясь Богу, открыла женщине-врачу ее тайный недуг, и та, потрясенная, оставила подвижницу в покое.
Часто на келлию нападали хулиганы и ломали двери в надежде найти сокровища, и тогда старица стояла на молитве с воздетыми руками всю ночь, пока непрошенные гости не уходили.

Когда лукавому не удавалось повредить старице через людей, то он являлся сам: пугал, стучал, ломал двери. Для испытания подвижницы в вере Господь попускал диаволу нападать на нее физическим образом. Однажды свидетелями борьбы матушки Алипии с лукавым стали келейница и ее внучка. Обезпокоенные долгим отсутствием старицы, они побежали к оврагу. Духовному взору ребенка открылось, что блаженную пытается убить некто страшный и черный, а келейница видела только матушку, с которой борется кто-то незримый.

Опытно зная всю тяжесть борьбы с духами злобы поднебесной, матушка всегда предостерегала от самочинного подвижничества и юродства. Так, она не благословляла ехать подвизаться в горах Кавказа, охлаждая пылкую мечтательность простыми словами: «Не то. Эти подвиги не для нашего времени».
Непослушание духовных чад и посетителей матушка переживала очень глубоко. От непослушания она старалась удерживать духовных детей и запретами, и просьбами. Но когда они не действовали, старица страдала не меньше ослушников, зная, какие последствия влечет за собой непослушание. Если к ней приходили, прося благословения на монашество, то она в первую очередь испытывала послушливость приходящего.

К монашествующим блаженная относилась с большой любовью, ласково говоря о них: «Моя родня всегдашняя» или «Он – из нашей деревни». В советское время монашествовать было очень непросто. В Киеве были закрыты все мужские обители и действовали только два женских монастыря: Покровский и Флоровский. Но и их насельницы не имели покоя. Власти требовали киевскую прописку, а прописаться в Киеве иногородним было почти невозможно. Не всегда возможно было прописаться и в области. В монастырях нередко проводились облавы и обыски, насельницы выслушивали немало оскорблений, их старались во что бы то ни стало убрать из монастырей, особенно – молодых.

Одна из монахинь, измученная тем, что не может никак прописаться, пришла со своей скорбью к матушке Алипии. Блаженная встретила ее словами: «Сколько будете мучить девку с пропиской? Прекратите издеваться!». Старица благословила монахиню, и та вскоре получила прописку в городе Ирпене.
Но в трудные для верующих советские годы старица помогала не только священнослужителям и монашествующим, хотя к ним относилась с особенной заботой и любовью, и своих духовных детей учила уважать священников и никогда не осуждать. Своими молитвами блаженная поддержала многих верующих мирян и помогла им устоять в вере и не отпасть от Церкви.
К монахине обращались со своими трудноразрешимыми проблемами и тяжелыми болезнями не только верующие, но и безбожники, и коммунисты. Матушка безкорыстно помогала и им, и под воздействием ее молитв и любви люди обращались ко Христу.

Блаженной было открыто, что 26 апреля 1986 года произойдет авария на Чернобыльской АЭС. Матушка Алипия задолго до трагедии предупреждала людей, что будет гореть земля, что будут гореть подвалы, что «затравят» землю и воду. «Тушите огонь! – кричала блаженная. – Не пускайте газ! Господи! Что будет на Страстной неделе!» Более полугода блаженная пребывала в усиленном посте и молитве о спасении земли и людей от страшной катастрофы. За день до аварии матушка ходила по улице и кричала: «Господи! Пожалей младенцев, пощади народ!»
Господь открыл старице духовное значение Чернобыльской трагедии, но полностью отвратить гнев Божий от людей, прогневавших Его, она не смогла.
Когда же авария произошла и началась паника, особенно в Киеве и городах и селах, близких к 30-километровой зоне, блаженная не благословила бросать дома и бежать. Она, как любящая мать, призвала всех успокоиться, обратиться к Богу и уповать на Его помощь и милость. Блаженная призывала людей обратиться к Распятому Господу Иисусу Христу и вспомнить о силе Его Креста, которым побеждена смерть. Матушка говорила, что нужно осенять жилища крестным знамением и продолжать в них жить, осенять крестным знамением пищу и вкушать ее без боязни. В эти страшные дни старица многих удержала от паники и отчаяния и привела к Богу.

Матушка предупреждала своих чад и еще об одной беде, «духовном Чернобыле»: о будущем «филаретовском» расколе в Украине. Она убеждала своих духовных чад, что нужно принадлежать только канонической Православной Церкви. Но в раскол тогда мало верили, и многие смущались, когда в Демиевской церкви она словами «Раскольник, раскольник!» встречала или провожала бывшего митрополита Филарета (М. А. Денисенко).

Любая человеческая беда, любое человеческое горе всегда вызывали в душе старицы большое сострадание. Ее стремление помочь всем выражалось не только в усиленных молитвах, но и в том, что матушка накладывала на себя дополнительный пост и подвергала свое старческое многоболезненное тело новым лишениям. Так, во время засухи она не только не вкушала пищи, но и не пила воды, даже в самый жестокий зной, вымаливая у Господа дождь.

Матушка усиливала пост и в том случае, когда ее духовные дети своим непослушанием оскорбляли Бога.

За несколько месяцев до кончины блаженная очень ослабела. Часто спрашивала у келейницы Марии и у других людей, какой день недели 30 октября. Еще матушка говорила: «Я отойду, когда пойдет первый снег и наступят заморозки».
17/30 октября 1988 года пошел первый снег, и ударил первый морозец. После службы в келлию к старице пришло много людей: все спешили попрощаться с блаженной и у нее взять последнее благословение. Духовные дети плакали, молились. Понимая, как тяжело будет им видеть смерть духовной матери, матушка благословила всем, за исключением одной женщины, идти в Китаевскую пустынь, и помолиться о ней на могилах преподобной Досифеи и блаженного Феофила… Когда духовные чада молились о ней в Китаево, умирающая старица усердно просила Господа о том, чтобы Он не оставил ее осиротевших детей…

…На смертном одре старица лежала светлая, точно уснувшая. Лицо ее было спокойным и благостным. Приехали монахини Флоровского монастыря и подготовили блаженную к погребению, а первую панихиду по почившей старице отслужил иеромонах Роман (Матюшин).

На отпевание, которое состоялось 1 ноября в Вознесенском храме Флоровского монастыря, собралось множество людей. Гроб монахини Алипии утопал в цветах. Присутствующие на службе почитатели матушки не ощущали уже такого сильного горя и скорби, которые поразили их при известии о ее кончине. Скорбь растворилась в какой-то тихой радости, исполненной упования и надежды. Все ощущали, что это – торжество веры, что это не смерть, а победа над нею.

Чудесным образом решилась проблема с погребением блаженной старицы на Лесном кладбище, на участке Флоровского монастыря, хотя вначале казалось немыслимым похоронить на киевском кладбище монахиню, не имевшую паспорта и прописки…
После смерти старицы к ее скромной могилке на Лесном кладбище потекли реки людей, знавших ее при жизни и не знавших. Сначала люди собирались только 30 октября, затем 30-го числа каждого месяца, а со временем народ стал посещать могилку каждый день. Постоянно служились панихиды, теплился огонек лампадки и горели свечи.

И если при жизни старица помогла тысячам людей, то после смерти все случаи ее благодатной помощи невозможно исчислить. К ней спешат и страждущие неисцелимыми болезнями, и осиротевшие, и безработные, и несправедливо оклеветанные, и отчаявшиеся в спасении, и разорившиеся, и потерпевшие – и никто не остается без помощи.

В день памяти монахини Алипии к ее могиле выстраивались огромные очереди почитателей. Ей, как и блаженной Ксении Петербургской, писали записки-письма с самыми сокровенными просьбами