В 30-е годы старец Симеон обрел наконец желанный покой от внешних дел и полностью отдался внутреннему деланию. Пост иноческий, неукоснительное посещение храма Божия. постоянная Иисусова молитва, келейное молитвенное предстояние за братию и ближних, за весь православный мир, особенно же за страждущее Отечество Российское,— вот что становится отныне основным содержанием монашеского жития печерского подвижника.
После пострига в схиму отец Симеон получил гораздо больше возможностей пребывать в благодатной тиши своей кельи. У него появляется время и для чтения сочинений духоносных иноков: многие из богомудрых советов опытных аскетов древности он запоминал, кое-что выписывал. Старец хорошо знал творения преподобных Антония Великого, Иоанна Лествичника, Варсонофия, Исаака Сирина и других великих учителей православного монашества. Часто пользовался он и такими известными сборниками аскетического характера, как «Добротолюбие», «Отечник», «Цветник Духовный», в поисках ответов на собственные вопросы и для воспитания своей многочисленной паствы.
А число жаждавших его молитвенной помощи, укрепления и советов все более и более увеличивалось. В прихожей его древней «Лазаревской кельи» собиралось все больше людей, нередко подолгу ожидавших вызова на беседу. И все чаще и чаще приходилось старцу нести и особо трудное, и даже небезопасное в духовном смысле, послушание — отчитывание бесноватых, которое ему, как многоопытному иноку, доверило монастырское начальство. Но что было безотказным и победным его оружием над «князем тьмы»? Это строгий пост, углубленная молитва и столь всегда естественное для отца Симеона смирение.
Относительно ровное течение тогдашней монастырской жизни прервали события второй мировой войны: после нового передела Европы, произошедшего в 1939—1940 годах, Эстония, а вместе с ней и исконная российская территория — Печорский край вошли в состав большевистской Страны Советов. И хотя воссоединение Печорской земли и древнего Изборска с пусть и порабощенным тогда Отечеством было делом в национально-политическом отношении, безусловно, благам и справедливым, для местных жителей это грозило полной потерей гражданских свобод, притеснениями со стороны безбожной советской власти, а главное, подрывом христианских устоев личной и общественной жизни. Судьба же Псково-Печерского монастыря при этом становилась с внешней, мирской точки зрения и вовсе непредсказуемой.
В 20—30-х годах положение обители тоже было отнюдь не простым . Эстонские государственные чиновники вместе с явно проэстон-ски настроенным так называемым Синодом Апостольской Православной Церкви Эстонии (самочинным местным церковным образованием) постоянно мешали нормальному течению как административно-хозяйственной, так и просто монашеской жизни в «слишком русском», по их понятиям, Печерском монастыре. Обитель привыкла к давлению на нее со стороны властей, причем нередко чисто политического свойства.
Новый же поворот событий, связанный с временным установлением в 1940 году в Эстонии советской власти (тогда особенно враждебно настроенной по отношению к религии и к Церкви), грозил Печерско-му монастырю полной его ликвидацией. Однако вскоре резко изменившаяся политическая обстановка отвела на время от обители угрозу ее уничтожения.
Началась война, и Печоры заняли немцы. Контакты монастырского начальства с оккупационными властями носили сугубо официальный и, понятно, довольно натянутый характер. Братия, несмотря на отрицательное отношение к атеистической советской власти, неизменно отделяла ее от подлинной России, от родного русского — пусть частью и духовно заблудившегося — народа и потому молилась по кельям о даровании победы российскому воинству.
Старец Симеон, будучи схимником и находясь в тот период как бы в полузатворе, как истинный христианин не мог равнодушно относиться к тревожным событиям тех лет. Известно, например, что весной 1944 года древние монастырские пещеры стали с его помощью тайным убежищем для русских разведчиков, по-видимому, переброшенных через линию фронта. Именно отец Симеон несколько дней укрывал их здесь, а затем помог незаметно уйти.
Через несколько месяцев немцы, готовясь к отступлению, потребовали от монастырского начальства согласия на эвакуацию всех насельников обители в Германию, причем с оформлением соответствующего официального документа. Это распоряжение было передано офицером военной комендатуры вечером, и представитель монастыря — архимандрит Никон (Мико; 1874—1952) решил затянуть ответ хотя бы до утра, сославшись на плохое знание немецкого языка и отсутствие переводчика.
Офицер обещал прийти утром. И тогда вся братия собралась в Успенском храме на молитву перед ракой с мощами преподобномученика Корнилия и перед чудотворным образом Успения Божией Матери, взывая со слезами о небесном заступничестве за Дом Пресвятой Богородицы — родную Печерскую обитель. Возглавил эту длившуюся всю ночь горячую молитву отец Симеон вместе с иеромонахами Анатолием, Аркадием, Исаакием, Серафимом и иеродиаконом Ионой, который сказал тогда: «Мы никогда не уйдем отсюда, несмотря даже на близкое пришествие «красных»; мы прежде всего .монахи русского православного монастыря, и хотя и погибнем, но не уйдем отсюда, не предадим своей обители»
Отец Иона вспоминал позднее об этой скорбной ночной молитве, приведшей к чудесному избавлению монастыря от немецкого насилия: «Столь неописуемые минуты можно понять только тому, кто был смертником и потом его вдруг помиловали,— нас спасла любовь к обители и непобедимая помощь Неба, ибо Бог не в силе, а в правде».
Наутро в монастыре появился военный комендант с переводчиком, но сломить волю иноков не смог. Немецкие машины простояли у монастырских ворот три часа, однако из обители так никто и не вышел. Комендант пребывал в растерянности, ибо по плану командования предполагалось всех монахов вывезти, а монастырь взорвать.
В это время военные события стали развиваться так стремительно, что из-за начавшейся среди отступавших оккупантов неразберихи об эвакуации монастыря забыли! Момент был упущен, комендант не смог добиться ничего от иноков и, по-видимому, не отважился принять какое-либо собственное решение.
Господь, что называется, отвел столь страшную беду от печерских иноков, но самой обители продолжало угрожать разрушение. Разграбив ценности древней монастырской ризницы, фашисты решили скрыть следы преступления, попытавшись перед уходом из города взорвать ее здание (так же как и полупещерный Успенский храм и трапезную)16. Но по молитвам иноков во главе с отцом Симеоном и по непреложному заступничеству неизменной Хранительницы нашей. Пресвятой Богородицы Печерская обитель осталась целой и невредимой.
Вскоре Печорский край вновь воссоединился с древней Псковской землей. Но радость эта была в то же время срастворена со скорбью: в Печорах установился безбожный советский режим и начались большевистские гонения.
Однако монастырь закрыт не был.
Наступившая на новой «патриотической волне» достаточно выгодная в тот момент для властей политика временного «примирения» с Церковью не препятствовала спокойному продолжению молитвенной иноческой жизни. При этом восстановление искусственно прерванных ранее связей обители с родным
Отечеством и возвращение ее в юрисдикцию Московского Патриархата способствовали необычайному росту известности монастыря в послевоенной России.
Прошло всего два-три года после окончания войны, а из всех уголков Русской земли в монастырь начали стекаться сотни, а затем и тысячи паломников.
Для схииеромонаха Симеона наступила пора новых пастырских трудов: он и духовный наставник, и просветитель, и многозаботливый утешитель «страждущих и обремененньгх» россиян, узнавших о существовании такого светильника Божия в ранее недоступном для них Псково-Печерском монастыре.
В беззаветном служении протекли те, наиболее хорошо известные нам полтора десятилетия его жизни. Пребывая уже на пороге вечности, старец теперь все силы отдавал духовному окормлению «народа Божия» — православных верующих России. К их воспоминаниям о благодатном старце в эти годы мы и обратимся в следующей части его жизнеописания.
(продолжение следует)
| “Воспоминания схимника Феодора” | <-- | --> | Внимание! Курсы английского переносятся! |
