Благоуветливым и мудрым иноком, благодарным Богу за внутреннюю доброту Его творения, преизобилуюшего Божественной любовью, предстает перед нами старец-провидец Симеон в воспоминаниях одного паломника, побывавшего в Печерской обители в 1952 году.
Рассказ об этой, пусть и мимолетной, встрече со старцем исполнен неподдельной радости, причем особенно подчеркивается ощущение тихой умиротворенности и душевного покоя, что пережил этот паломник в святых стенах древнего, «намоленного» Печерского монастыря.
«…Вот он, слегка согбенный, сухой, вышел из выдолбленной в скале пещерки, своей кельи, прищуренными с темноты глазами окинул пустынный, залитый вечерним светом монастырский двор, с поклоном широко перекрестился перед вратами храма и медленной походкой направился к. скамеечке перед широкой железной дугой на цепях, перед большой клумбой под нею с пышными разноцветными астрами, гладиолусами и бархатно-темными анютиными глазками.
На нем черный куколь и мантия с белыми гробовыми позументом, крестом и адамовой головой над крестообразно сложенными двумя человеческими костями. А лицо схимника — лицо необыкновенной мягкости, легкой усталости, и доброты —-ничем не похоже на лицо аскета в западном понимании, этого слова. Длиннопалая старческая рука, мозолистая и вместе с тем мягкая, как бы ищет человеческую голову — утешить, приободрить, приласкать.
Иеросхимонаху Симеону восемьдесят четыре года. Он, по словам его, из «низовых» людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков,— в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а тридцать шесть тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники,— тоже труд его прилежных и неутомимых рук.
Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах — и общественных, и личных, интимных, сложных — сбываются подчас в полной точности.
— Да совсем я не прозорливец,— с легким смущением, с мягкой досадой в голосе говорит он.— Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает,— зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я…
Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза.
— Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо,— поворачивается он к собеседнику.— Дивный дар Господень — человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь,— на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость,— неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего дня»
«Дивный дар Господень — человеческая жизнь»,— говорил старец.
Иноческое же житие — это вечное борение со страстями, с нашей, падшей во Адаме природой; это во многом суровый и поистине мученический образ жизни. Это к тому же и мирские беды и скорби, приносимые в монастырь паломниками, с упованием на исцеление своих «душ и телес». И все эти кровоточащие раны мира призван был по закону христианской любви исцелять старец Симеон даруемой ему благодатью Святого Духа.
Поскольку наши телесные недуги чаще всего являются следствием греховности души, то лечение больных страдальцев — особенно одержимых бесами — требовало от старца постоянной внутренней собранности и твердости духа. В обретении же этих истинно пастырских качеств ему способствовали неустанная молитва, полное доверие к Промыслу Божню о каждом человеке, тонкое знание психологических законов и обостренность «внутреннего» зрения — прозорливость, о которой отец Симеон, по свойственному ему смирению, предпочитал умалчивать.
То, в какой удивительной гармонии сопребывали в старце все эти дары благодати, хорошо видно из рассказов двух женщин, ставших его духовными дочерьми. Этих женщин, долго блуждавших в мирской тьме, он смог поддержать в труднейшие моменты жизни, и вывести в конце концов на прямой христианский путь”
(продолжение следует)
