Я стучу в дверь твоего сердца, дорогой читатель, и прошу с радостью встретить меня, как встречал всех приходивших к нему чудный старец отец Паисий, говоря: «Добро пожаловать к отцу, дорогие!»
Я была и остаюсь его духовным чадом – его маленькой и смиренной дочерью, земной пылинкой, которая в свое время уйдет. Дочерью, которая с детства искала родительской, все понимающей и прощающей любви, и нашла ее в сердце своего духовного отца.
Мы с мамой жили в бедности, в нашем доме был земляной пол, газовые лампы и кровати, сколоченные из досок. Но все это не казалось мне ужасным, горько было то, что мама, моя мама не любила меня. Потом она снова вышла замуж, но моему приемному отцу я тоже мешала, и он нещадно бил меня. Мне было больно, я тосковала, и слезы катились у меня из глаз; прижавшись носом к стеклу, я ждала, когда вернется мама. Но когда она приходила, она не замечала меня. Так проходило мое детство, мое сердце горело желанием любить, делать что-то благое и слышать слова благодарности в ответ.
Я ждала и надеялась, что найдется человек, в котором откроется мне источник ответной, чистой и непрестанной любви. И я больше не буду одинока.
Детские просьбы бывают услышаны Богом. После семи лет «голгофы» я нашла работу в ресторане в Яссах. Здесь меня полюбили воры, головорезы, цыгане и бездомные – молодые и старые. Для них я была невинной маленькой девочкой. К тому же я стала плохо видеть, у меня обнаружилась прогрессирующая близорукость. Они жалели меня, а я жалела их. Там я научилась делать уколы и обрабатывать раны, обучилась основам первой медицинской помощи. Так Господь готовил меня к моим будущим трудам в лазарете для страждущих в монастыре святого Агапия. Но душа моя тосковала, и у меня не было иного утешения, кроме церкви. Я плакала и ждала дня, когда мне встретится тот, кто от всей полноты любящего сердца скажет: «Добро пожаловать к отцу, дорогая!»
Однажды при мне какая-то пожилая женщина упомянула имя отца Паисия. И вдруг это имя нежно и сладко отозвалось во мне и наполнило радостью самые дальние уголки моей души! Я поняла, что должна обязательно поехать к нему.
В школе у меня была любимая картинка: небольшой домик с верандой в горах, из трубы поднимается дымок, вокруг домика растут цветы, а дальше к небу и солнцу вздымаются могучие ели. Эта картинка оказалась очень похожа на келью отца Паисия в горах, где я училась и утоляла духовную жажду из сладчайшего источника вечноживой любви.
Несмотря на то, что я родилась в городе Яссы с богатым историческим прошлым, я никогда не ездила на поезде и не была в монастыре. Надо было решаться. С некоторой долей юмора могу сказать, что Господь просто взял меня за косу и отвел в те места, которые я давно любила душой, хотя никогда не видела вживую.
Итак, 5 августа 1972 года я устремилась в монастырь Сихастрия. Больше ничто не отделяло меня от тех самых гор, что я видела на картине. Я оказалась в маленьком домике среди скал, мир вокруг был полон шуршания елей, журчания ручьев и пения птиц. Я могла погрузиться в тишину ночи в пустыне сладчайшей Сихлы, вблизи отца Паисия, даровавшего мне свое исполненное доброты сердце.
Отец Паисий часто говорил, что наше сердце как будто состоит из трех сердец: одно принадлежит Богу, второе – это сердце матери, и оно принадлежит ближнему, а третье – это сердце-судья, которое следит за нами и вопрошает, как мы распоряжаемся остальными сердцами. Именно так учил меня возделывать свое сердце отец Паисий все то время, которое я провела с ним в монастыре Сихла. Так он готовил меня к трудному послушанию, которое оставил мне как завет.
Я хотела, чтобы все, побывавшие в этом замечательном монастыре, узнали, что открылось мне об отце Паисии. Смиренный сердцем, словом и делом, он был юным в своей любви к тем, кто ищет Бога, неустанно зовущим их через свою веру, свою любовь и надежду в этот маленький уголок рая. Ему ничего не было нужно, лишь крошечный уголок, в котором нашлось бы место и для других. Отец был счастлив, потому что был любим своими столь разными детьми. Он так и говорил: «У меня очень разные дети». Он готов был плакать и смеяться с каждым. Он мог петь. Мог рассказывать истории. Мог молиться за тебя вслух молитвами, которые знал наизусть. Он скрывал свои аскетические труды. Никто не мог превзойти его в работоспособности.
Часто отец Паисий говорил мне: «Куда бы ты ни шла, старайся, чтобы за тобой тянулся шлейф доброты». Когда я была с ним рядом, он внимательно наблюдал за мной, ничто не скрывалось от его внимания. Он замечал, как я говорю и как я одеваюсь. Он любил благопристойность. Увещевал меня не впадать в крайности, говоря: «Держись и возлюби средний путь, он царский». Если же те, кого он любил, больше не приезжали к нему повидаться, он печалился и винил в этом только себя. И когда вновь видел тех, кого давно ждал, его радость не знала границ.
Истинный подвижник, он горячо любил окружающую природу, и бескрайнее небо, и лес, тихим шелестом созывающий на молитву. Мы называли его «царь леса». Но это был не горделивый правитель, а царственный в своем смирении схимонах любви отец Паисий Олару.
Когда старец чувствовал, что человеку необходимо готовить себя ко Святому Причащению, он всегда говорил об этом осторожно и бережно. Мог сказать, например, что надо обновить ризу души, чтобы принять Господа.
Ему нравилось, когда мы, приходя к нему, приносили с собой что-нибудь, скажем, немного постной еды или конфет, чтобы он мог потом раздать принесенное бедным. Он раздавал все, что приносили ему, и никого не пропускал. Отец Паисий считал, что все, кто приходит к нему, должны получить что-то в дар. Я всегда старалась сделать все возможное, чтобы обрадовать его. Он никогда не благодарил словами, а молча клал руки мне на голову и слегка сжимал ее, как бы пронизывая своей таинственной молитвой и радостью.
Каждый раз, когда у меня появлялась возможность побыть с отцом, он заботливо поучал меня: «Пребывай в мире. “Довлеет дневи злоба его” (Мф. 6, 34)». Думаю, он предвидел, как много мне придется вынести, живя в монастыре. Поэтому напоминал мне, что самое главное для души – это «пребывать в мире».
Не так легко хранить мир в себе, сопротивляться, чтобы не быть побежденной «злобой дня». Я познала эту мучительную внутреннюю борьбу. Отец Паисий подбадривал меня, призывая набраться решимости. Говорил, что если я люблю Бога, то должна без раздумий отдавать свое сердце тем, кто рядом, и тогда я буду сопричтена святым.
Он преподал мне невероятно трудный урок, заключавшийся в том, что научиться любить того, кто тебя не любит, можно только путем великого терпения.
Но, прозревая мое будущее, старец часто добавлял: «Не верь всему, что слышишь, не делай все, что ты можешь, не говори всего, что ты знаешь, и не отдавай все, что у тебя есть». Он хорошо знал монастырскую жизнь, и предупреждал меня о тех вещах, с которыми мне пришлось столкнуться потом: «В монастыре люди встречаются, совершенно не зная друг друга, живут, не любя друг друга, и умирают, не горюя друг о друге».
По его благословению я несла и продолжаю нести послушание в монастырском лазарете. Понимая, что порой мне бывает невыносимо трудно, он говорил: «Ты должна делать все понемногу». И он был прав. Здесь в лазарете, наполненном страданием, я должна была быть немного доктором, немного рабочим, чтецом, певцом, прачкой, учительницей и даже полицейским.
Там, где много боли, много отдаешь и ощущаешь сладость и горечь от своей трудной миссии, ведь рядом с тобой человек, страдает его душа и тело, и ты должна уметь облегчить эти страдания. Слова, сказанные мне отцом Паисием, звучали так: «Неси послушание до последнего вздоха и заботься о них до последнего вздоха. Аминь». Что за наследство!
В какой-то момент я не выдержала и пожаловалась ему: «Так тяжело со старыми монахинями». Неужели отец мог мне не поверить? Он знал, что я права, но с опытом и властью духовника ответил: «Хорошо, если это так тяжело…» И замолчал, потому что не было необходимости продолжать: я сразу решилась терпеть эти трудности и заботиться о моих дорогих старых монахинях до последнего часа. Так благой отец Паисий учил меня послушанию, учил меня идти прямым путем к святым вратам сострадания. А мысленно как бы добавлял: «О, моя дорогая, как нелегко идти к этим вратам».
За те 27 лет, что я провела рядом с ним, отец Паисий научил меня, как сохранять душевное и телесное равновесие. Он спокойно говорил: «Вот помыслы приходят, пусть также и уходят». Советовал пить горячий чай вечером, не есть острую пищу и не пить красного вина, чтобы чувства не возбуждались. Он никогда не советовал полностью воздерживаться от пищи во время поста, чтобы, даже исполнившись ревности к Богу, не повредить себе. С другой стороны, не приветствовал обильную трапезу: «Лучше есть понемногу девять раз в день, чем много один раз в день».
У отца Паисия было много духовных чад. Некоторые из них остались в монастыре, другие же ушли в мир и создали семьи. Отец равно ценил оба пути. Он мог сказать каждому то, что говорил мне: «Ты вошла в лес и перед тобой две дороги. Какую из них ты изберешь, чтобы попасть туда, куда хочешь?»
Для каждого существует свой путь, но, чтобы выбрать лучший, обязательно нужен наставник, подобный старцу Паисию, обладающий беспредельно любящим сердцем и знанием человеческой души.
В холле лазарета я повесила фотографию отца Паисия. Часто я останавливаюсь перед ней и прошу благословения на то, чтобы дальше нести трудное, но дорогое наследство, которое он мне оставил. Во мне живет надежда, что однажды я встречусь с ним в том маленьком уголке рая, о котором он молился для всех, приходивших к нему.
…Мне выпало счастье видеть его за три дня до того, как он покинул нас. Он был слаб. Я помогла ему сесть, и он тихо и ласково дал мне свой последний наказ: «Исполняй послушание с любовью, исповедуйся и причащайся вместе со старшими монахинями, и да увидим друг друга во вратах рая».
После его кончины я езжу на его могилку на кладбище монастыря Сихастрия, как минимум, раз в год и всегда прошу его помощи в несении трудного креста моего послушания.
Монахиня Горгония
Перевел с английского Василий Томачинский
Orthodox Word #272
| Cвятитель Николай Сербский: торговцу, которого «Бог не слышит» | <-- | --> | Митрополит Антоний Сурожский. Беседа о смерти (видео) |
