Свято-Покровський Голосіївський монастир

       
        Старец Паисий Святогорец. Люди создали себе другое «евангелие»
       
        — Геронда, в каком случае человек может называться справедливым?
       
        — С мирской точки зрения справедлив тот человек, суждение которого основано на человеческой справедливости. Однако совершенен человек, который справедлив не по [законам] человеческой справедливости, но по Божественной правде. В этом случае его благословляет Бог. Никогда не примешивая к своим действиям своего «я» и собственной выгоды, я, можно сказать, вынуждаю Бога ниспослать мне Божественную Благодать.
       
        Любая, даже самая совершенная человеческая правда всегда имеет в себе человеческие начала. И пока в человеке духовном жива правда человеческая, Дух старается исторгнуть из него эту правду — как чужеродное тело, а человек бьется, то побеждая, то побеждаясь, и душевно выбивается из сил. Однако, стяжав Божественную правду, человек очищается39 и приемлет Божественное просвещение.
       
        — Геронда, если я скажу человеку, который утверждает, что его несправедливо обидели, о том, что существует Божественная справедливость, помогут ли ему эти слова?
— Нет, лучше скажи ему так: «Взгляни на происходящее духовно, как заповедует Евангелие». Ведь если ты скажешь ему о том, что существует Божественная справедливость, то он и вправду поверит, что другие его обидели, тогда как на самом деле, возможно, он сам обидел их.
Нет, правда, у меня болит душа. Я был знаком с человеком, который регулярно ходил в храм, постился, выполнял другие положенные христианину действия и думал о себе, что живет духовно. Притом, что у него было пять квартир, две зарплаты и ни одного ребенка, он не давал бедным ни драхмы милостыни. «Ну ладно, — сказал я ему, — ведь у тебя столько неимущих родственников. Почему же ты не поможешь им? Что ты будешь делать с такой уймой денег? Раздай их вдовам, сиротам…» И знаете, что он мне на это ответил? «Так что же, — говорит, — раз моя сестра вдова, то получается, я не должен брать с нее денег за квартиру?» Когда я это услышал, у меня кровь прихлынула к голове! Вот она — правда мира сего! «Раз дети, которым нечего есть, не мои, а чужие, — думает человек такого склада, — то я за них ответственности не несу. Я никого не обижаю. Да Боже меня упаси, чтобы я кого-то обидел!» Такие люди находят способ успокаивать свой помысл, однако они не имеют настоящего успокоения. Руководствуясь человеческой логикой, мирской справедливостью, эти люди остаются равнодушными — в то время как на их глазах творится что-то серьезное [требующее их участия]. Как же они почувствуют после этого что-то духовное? Есть люди, которые могут пожертвовать кому-то целый дом, но в то же время, если кто-то задолжает им плату за квартиру, они подают на него в суд. Как вы это можете объяснить?
— Геронда, это объясняется правдой человеческой?
— Это даже и не правда человеческая. У таких людей и человеческой-то правды — кот наплакал. С одной стороны, жертвуют кому-то сто тысяч драхм, а с другой — из-за тысячи драхм торгуются с таксистом и тащат его в полицию. Ну как вы это объясните?
— Может быть, Геронда, у них не все в порядке с головой?
— Нет, с головой у них как раз все в порядке.
— Может быть, Геронда, они дают милостыню с гордостью, чтобы испытать от этого удовлетворение собой?
— Ага, вот в этом-то все и дело! Они жертвуют много с гордостью и делают это не во славу Божию, а для того, чтобы прославиться самим. Такие люди могут пожертвовать другим даже все, что у них есть, однако любви они не имеют.
Сегодня [среди людей] есть некий порочный дух. Даже духовные люди стремятся к юридической справедливости и при этом еще утверждают, что веруют в Бога. «Ты имеешь право на то, я имею право на се…» О, если бы среди людей не было этого «евангелия здравого смысла», чудовищного «здравого смысла»! «Пусть меня не считают за дурачка», — говорят такие люди. Вы знаете, что христиане доходят до того, что подают [друг на друга] в суд? Они не должны были бы обращаться в суд, даже если бы правда была на их стороне, — тем паче, если они не правы! Вот поэтому некоторые и теряют веру — по вине таких христиан. Люди видят, что кто-то ни в церковь не ходит, ни бдений не совершает, а, тем не менее, не доходит до такого, как какой-нибудь христианин, который посещает храм, бывает на всенощных бдениях, совершает все, что положено, и при этом тащит в суд какого-нибудь бедняка за то, что тот должен ему немного денег. И делает это только и только для того, чтобы «отстоять свои права». Я спросил одного человека, который собирался подать в суд на того, кто задолжал ему некую сумму: «Ты что, терпишь нужду? Или у тебя больше детей [чем у твоего должника]? Или, может быть, твоя жена настаивает на том, чтобы ты подавал в суд, и поэтому ты находишься в затруднительном положении?» — «Нет, — отвечает, — я делаю это для того, чтобы добиться справедливости».
Что тут скажешь! Конечно, сыграло свою роль и то воспитание, которое некоторые получили в детстве в определенных околоцерковных кругах. Вот уже много лет у меня из памяти не выходит такой случай. В одном Доме ребенка несли послушание сестер милосердия девушки из одного христианского сестричества, в котором давали обет не выходить замуж. Как-то один малыш заболел, и ему понадобилось сделать обследование, связанное с радиационным облучением. Врач попросил сестер прийти ему помочь, однако ни одна из сестричества даже не пошелохнулась — побоялись радиации. Но начнем с того, что раз они дали обет не выходить замуж, то вопрос вообще не требовал обсуждения. Если бы они собирались замуж, то еще ладно, страх был бы как-то оправдан. Но ведь они были людьми духовными, и поэтому им следовало проявить жертвенность даже в том случае, если бы они собирались создавать семьи. Было бы [духовно] правильно, если бы эти сестры поругались, отстаивая свое право пожертвовать собой. Но тогда дело кончилось тем, что на помощь врачу поспешила другая медсестра — не из сестричества. Эта девушка не только не жила жизнью духовной, но и собиралась замуж, однако ей стало жаль малыша.
И хуже всего то, что таких людей не мучает совесть за подобное, поскольку они говорят: «Все это [самопожертвование] не для нас. Мы живем для духовных занятий». У них может даже возникнуть и такой помысл: «Ну что же: кому-то по душе жертвовать собой, а мне вот больше нравится спокойная безмятежная жизнь….» Иногда они даже могут осуждать того, кто приносит себя в жертву, и говорить, что он не достиг духовного состояния. Но Христос почивает там, где благородство и великодушие, там, где дух жертвенности, неброскость и желание оставаться в безвестности.
— Геронда, если видишь человека в затруднительном положении, то разве не нужно спешить ему на помощь — независимо от того, устал ли ты сам или болен?
— Да, конечно! Но, знаете, я заметил, что многие духовные люди взрастили в себе мирское мудрование. Они создали свое собственное мирское «евангелие» — «евангелие», сшитое по их меркам. «Христианин, — говорят такие люди, — должен иметь чувство собственного достоинства, ему нельзя ударить в грязь лицом, нельзя показаться дурачком». То есть такие люди ко всему относятся с мирской логикой и правдой. «Я имею на это право! — говорит такой человек. — Я его не обижаю и не хочу, чтобы он обижал меня!» И при этом помысл успокаивает его тем, что он прав. В таком человеке видны все проявления правды мирской. Любочестия у него нет, жертвенности у него нет — ничего у него нет. Он создал свое собственное «евангелие» и не имеет с Богом ни малейшего родства. Э, ну так разве может его после всего этого осенить Божественная Благодать?
Когда я служил в армии, один радист с военного аэродрома приходил к нам в часть за позывными40, и мы с ним общались. В миру он получил богословское образование, а в части даже произносил [перед сослуживцами] проповеди. Однако все звали его «Иезуит»41, потому что он не только ни в чем не жертвовал собой, но не хотел просто помочь другому даже малостью. Иногда я его просил: «Ты ведь все равно идешь на аэродром, будь добр, захвати вот эти позывные для такого-то радиста». Но он ни в какую не соглашался. «Нет, — говорил, — я ходил за своими позывными, а он пусть идет за своими». Он успокаивал свой помысл тем, что не поступает в отношении другого несправедливо. Но ведь Христос говорит, что надо идти с кем-то два поприща, если тебя не просто просят, но и принуждают к тому, чтобы пройти одно (Мф. 5:41). Он не говорит: «Если кто-то просто попросит у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду», но заповедует: «Кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5:40). Христос дает нам такую заповедь, а человек, считающий себя духовным, говорит: «Я сходил за своими, а он пусть идет за своими»? То есть он все равно что говорит: «Нашли дурачка! Меня просят об одной версте, а я что, должен идти целых две?» Ну так что же, как после этого Благодать Божия приблизится к такому человеку? А вот если кто-то [действительно] применяет к себе эту евангельскую заповедь и, в то время как его принуждают пройти одно поприще, идет больше, то потом начинает работать Христос. И тот, кто заставлял этого человека идти [вместе с ним], духовно изменяется и с удивлением чешет в затылке: «Ну, — говорит, — дела! Я-то его припряг только на одну версту, а он гляди в какую даль унесся! Вот это доброта!»
Если бы у Христа была та мирская логика, которая присутствует сегодня у многих «духовных» людей, то Он не оставил бы Своего Небесного Престола, чтобы снизойти на землю, пострадать и претерпеть распятие от нас — окаянных людей. Однако в этом — по человечеству — «неуспехе» Христа была сокрыта тайна спасения всех людей. Ведь чего только Он не перенес ради нашего спасения! Он умалил Себя до такой степени, что люди заушали Его и говорили: «Прореки, кто ударил Тебя?» То есть евреи нашли себе забаву, издеваясь над Христом! Знаешь, как мне было горько, когда, будучи маленьким, я видел, как другие ребята играют в чижа? И евреи затеяли ту же игру… со Христом! «Прорцы́, кто́ е́сть ударе́й Тя́?» (Лк. 22:64). О, как это страшно! А мы стремимся к христианству без распятия, к «христианству сиюминутного воскресения». Мы переделываем христианство, монашество так, как нам хочется. Мы не желаем ни в чем себя ограничивать.
Однако, для того чтобы пережить сверхъестественное, мы должны жить сверх естества.