Свято-Покровський Голосіївський монастир

       
        Величественный, сказочный… И еще много эпитетов можно подобрать к описанию Александро-Невского собора, находящегося в полутора часах езды от Нью-Йорка, в городе Лейквуд. Стоит собор на Александр Авеню. Но не в честь святого благоверного князя названа эта улица, не так давно покрытая асфальтом. Свое название она получила в честь доктора – Александры Владимировны Плавской, благотворительницы собора, пожертвовавшей средства и на благоустройство дороги, по обе стороны которой сейчас расположены два русских храма.
       
        В свое время недалеко от этих мест Александра Владимировна купила землю и хотела строить на ней санаторий для больных. Ее мать, Юлия Мартыновна, с уважением относившаяся к архиепископу Виталию (Максименко), основателю и Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, и Восточно-Американской епархии, собиралась пожертвовать часть земли под дачу иерарху. Владыка Виталий, монах старой закалки, от дачи отказался и предложил собрать приход и устроить здесь часовню. Так был построен первый в здешних местах русский православный храм во имя благоверного князя Александра Невского.
       
        …Последние три столетия Лейквуд и окрестности меняли и застройку, и национальный характер. Неизменным оставалось лишь одно: город Лейквуд и прилегающий к нему Ховелл были и по сей день остаются сплетением национальностей и судеб. На самой границе между городами как раз и стоит Александро-Невский собор. И если встать лицом к алтарю, то по правую руку будет Лейквуд, а по левую – Ховелл.

В конце XIX века эти земли облюбовала американская знать. Здесь появились шикарные дома, рестораны, дома для отдыха. Озера, свежий воздух – и совсем близко к мегаполису. Но к середине 1960-х годов отрасль развлечений стала сходить на нет, а стиль жизни меняться. Овощеводческие фермы и заросли черники были вытеснены и нещадно вырублены. Исчезли птицефермы, где трудилось большинство приезжего и обосновавшегося здесь после Второй мировой войны населения. Зато началось крупномасштабное строительство, и Лейквуд стал быстро растущим поселением ортодоксальных евреев.

Среди эмигрантов, поселившихся в Ховелле, были русские православные и старообрядцы, а также этнические калмыки. Первые прибыли на берега Гудзона из Европы и Китая; калмыки проделали путь через Турцию, Францию, Австрию. Они построили на окраине города свой буддийский храм. Старообрядцы выстроили в Ховеллле в 1965 году часовню с золотыми куполами-луковками.

Примерно таким увидел город и его окрестности в 1968 году отец Валерий Лукьянов – новый настоятель Александро-Невского храма, построенного по благословению владыки Виталия – первого православного храма с голубыми куполами.

Отец Валерий, инженер-строитель по светской специальности, сам спроектировал Александро-Невский собор и сам руководил его строительством

Пройдет совсем немного времени, и инженер-строитель по светской специальности, отец Валерий сам спроектирует уже большой собор для православных русских и сам будет руководить строительством. Он прекрасно говорит и пишет по-русски, несмотря на то, что первый – и единственный – пока раз увидел свою историческую Родину в 2002 году. Отец Валерий написал известную за рубежом и в России книгу «Светильник благодати» о святителе Иоанне Шанхайском и Сан-Францисском, которого знал с детства и который спустя годы лично направил его на путь священства.

«Отец мой родом из Казани, – рассказывает протопресвитер Валерий Лукьянов. – Семья отца имела там кирпичный завод. Семья была верующей и благочестивой. Мама вспоминала, как мой дедушка, когда работал, все время тихо напевал: “Кресту Твоему поклоняемся, Владыко…” Папа учился в Казанском университете, а когда началась Первая мировая война, пошел на ускоренные офицерские курсы и оттуда – на войну. Служил в кавалерии, шесть раз был ранен. В Сибири на фронте повстречал маму. Повенчались они в Златоусте. Дальше путь их лежал во Владивосток, где к тому времени собралось много русских. Когда к городу подходили войска Красной армии, люди наняли 32 корабля, погрузили на них все свои пожитки и отбыли в Корею, а оттуда – в Шанхай».

– Что представлял из себя в то время Шанхай?

– Это был очень красивый город, его даже называли «Париж Дальнего Востока». Парки, высокие здания банков, богатые магазины, театр…

Город был разделен на три концессии, три сферы влияния: английскую, французскую и китайскую. В каждой была свои администрация, полиция, школы и контингент военнослужащих. Наша семья поселилась во французской концессии, где я родился в 1927 году. Там же в 1934 году пошел во франко-русскую школу, где все ученики были русскими. А когда в 1938 году папа получил работу в английской зоне, я стал учиться в английской гимназии святого Франциска. Так что с детства мы говорили на трех языках и объяснялись на китайском.

Харбин, Шанхай, Хайлар в то время были, фактически, русскими городами. Некоторые улицы даже носили русские названия

Харбин, Шанхай, Хайлар в то время были, фактически, русскими городами. Некоторые улицы там даже носили русские названия. В Харбине был университет, в Шанхае – высшие технические курсы, на которые я и поступил после гимназии.

С началом Второй мировой войны многое в нашей жизни изменилось. Люди голодали. Постоянно простаивали в очередях. Мяса мы не видели, питались овощами и фруктами. Местные женщины нередко бросали младенцев на улице, и по дороге в школу мы видели мертвые трупы детей, завернутые в циновки.

При православных храмах стали организовывать приюты. Туда брали и русских детей, оставшихся без родителей, и маленьких китайцев.

– Отец Валерий, какой вы помните церковную жизнь в Шанхае в те годы?

– В Шанхае было около десяти храмов. Во французской концессии, на улице Пол Генри, был кафедральный собор в честь иконы Божией Матери «Споручница грешных». Там служил епископ Иоанн (Максимович), прекрасно пел соборный хор. А мы были прихожанами ближайшего Воскресенского храма, где до отъезда в Америку папа был помощником старосты. На моих глазах завершалось строительство храма, его освящение. Там я начал петь в хоре.

Жизнь наша концентрировалась вокруг храмов. Действовали организации скаутов-разведчиков, кадетские лагеря. При приютах организовывали школы для мальчиков и девочек, школа для девочек была и при Богородице-Владимирском женском монастыре. И все это – вдали от Родины.

Когда мне было лет пятнадцать, я начал ездить в собор, к владыке Иоанну. Прежде всего, меня привлекал, конечно, хор. Когда службы заканчивались, на площадке рядом с собором мы играли в мяч. Владыка Иоанн подходил к нам, и мы, чувствуя его доброту, сразу его окружали.

Главной заботой владыки Иоанна в то время было окормление приютов. У него было отцовско-материнское сердце, и несчастные дети, оставшиеся сиротами, очень его любили. Он их понимал с полуслова, старался отдать им лучшую еду, многим спасал жизнь.

Помню, как подростком в Шанхае я заболел гнойным плевритом. Шесть недель лежал в католической больнице на окраине города. Владыка Иоанн постоянно меня навещал – исповедовал, причащал. Но более со святителем мы сблизились на острове Тубабао, куда владыка вывез 6 тысяч русских, спасая их от китайских коммунистов.

19 января 1949 года, на Крещение, наша рабочая группа первой вылетела на остров Тубабао, где мы должны были начать строительство лагеря для русских эмигрантов. Устроили мы три храма – Михаило-Архангельский, Воскресенский и собор. Священникам удалось вывезти из Шанхая иконы и церковную утварь. Воскресенская церковь размещалась в палатке. Собор – в небольшом военном бараке. Вскоре приехал и владыка Иоанн.

Приближалась Пасха, надо было делать купол. Но из чего сделать купол в тропиках, где растут одни пальмы и кокосы? Насельникам лагеря давали сухой паек в банках, они их откупорили, разрезали, и из этого железа мы сделали купол и покрасили его. Рядом с собором разместился женский монастырь. Со временем построили походный театр, школу на 30 человек, где я преподавал математику.

Так на два с лишним года остров Тубабао стал вторым маленьким Шанхаем. Лагерь состоял из 14 районов, люди жили в палатках. Жара на острове круглый год была невыносимая – под 45 градусов по Цельсию. Особенно страдали пожилые люди. Спустя два года мне удалось выехать к сестре и ее мужу-американцу в США, куда уже перебрались мои родители. 23 сентября 1950 года я прибыл в Сан-Франциско и через несколько дней уехал в Нью-Йорк.

– Как начиналась ваша жизнь в Америке?

– Через полгода я был призван в американскую армию. Год университета в Шанхае, знание иностранных языков очень мне помогли: меня направили служить в статистический отдел Генерального штаба в Вашингтоне, а второй год я служил во Франции, в городе Орлеане при картографическом отделе.

– В храмах русского зарубежья всегда было много молодежи. Там русские юноши и девушки знакомились друг с другом, находили свои вторые половинки. А где вы познакомились со своей матушкой?

В те годы вся молодая русская эмиграция Америки собиралась вокруг храмов: пела, прислуживала, помогала в сестричествах и многочисленных комитетах

– В те годы действительно вся молодая русская эмиграция собиралась вокруг храмов: пела, прислуживала, помогала в сестричествах и многочисленных комитетах: певческом, издательском, архитектурном… В Нью-Йорке я пел в хоре в Николаевском храме в Нижнем Манхеттене, где служил протоиерей Петр Мочарский. Там было много молодежи, молодежные комитеты проводили съезды, балы. На клиросе я и познакомится с Ириной Мочарской, одной из двух дочек отца Петра. Мысли о том, что я стану батюшкой, а Ирина – матушкой, на тот момент у нас не было. Зацепила она меня своей скромностью и добротой. Веруюшая, веселая, хорошая певица и танцовщица. Пока я служил в Европе, мы переписывались. В 1953 году я вернулся в Америку и поступил в Бруклинский политехничесий институт. А на 4-м курсе, на Рождество, сделал ей предложение.

– Кто решил вашу судьбу стать священником?

– Три человека – архимандрит Константин Зайцев – в прошлом пианист, экономист, философ, замечательный писатель, а на момент нашего знакомства – насельник Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле; архиепископ Аверкий (Таушев), настоятель Троицкого монастыря и ректор семинарии; и недавно ставший тогда митрополитом владыка Филарет (Вознесенский). Именно эти люди духовным взором подметили, что мое место – в церкви, и вдохновили меня поступить в семинарию.

Владыка Иоанн тоже не упускал меня из виду и предлагал мне принять сан. Это было в начале 1960-х годов. Супруга моя сопротивлялась, потому что видела, сколько ее отец претерпевал на приходе.

Случилось так, что Ирина серьезно заболела. В очередной раз приехав на заседание Синода, владыка позвонил нам и довольно резко ей сказал: «Будешь болеть, пока не разрешишь мужу стать священником». И тут она согласилась. Вскоре владыка приехал к нам в Си-Клиф на ужин. Ни одного слова о священстве не сказал, но когда мы отвозили его в Нью-Йорк, в Синодальное здание, где он остановился, в машине повернуся к Ирине и спросил: «Ирина, дьякон или священник?» Она растерялась и говорит: «Пусть будет дьякон». Оказывается, на следующий свой приезд в Нью-Йорк владыка уже запланировал мою диаконскую хиротонию.

Все архиереи, которые приехали на заседание Синода, молились за Литургией, на которой владыка Иоанн рукополагал меня в сан диакона

Митрополит Анастасий, тогдашний Первоиерарх, благословил меня Курско-Коренной иконой Божией Матери, и 21 февраля 1963 года в Свято-Сергиевской церкви Синодального здания состоялось мое рукоположение. Был будний день Сырной недели. Прихожан в храме почти не было, зато все архиереи, которые приехали на заседание Синода, спустились помолиться за Литургией, на которой владыка Иоанн рукополагал меня в сан диакона.

Служение мое началось и четыре года продолжалось в Серафимовском храме в Си-Клифе. А в 1967 году, в день памяти преподобного Серафима Саровского (15 января), в воскресенье, в Свято-Серафимовском храме Си-Клифа митрополит Филарет рукоположил меня во иерея. В то время заболел протоиерей Серафим Слободской в Наяке, и меня послали в Покровский храм его заменять. Первого ноября 1968 года, на праздник святого Иоанна Кронштадтского, я получил указ о назначении меня настоятелем Александро-Невского храма в Лейквуде. Мне был тогда 41 год.

Своими центами в строительстве собора участвовали даже дети: они собирали бутылки и жестяные банки и жертвовали вырученные деньги на храм

Когда я приехал в Лейквуд, то настоятельствовал в маленьком храме. В церковь тогда ходило много детей, и мы построили новую русскую церковно-приходскую 12-классную школу с разнообразной внеклассной программой, дополнительными занятиями по рисованию, пению, танцам. Устраивали концерты. Многие выпускники школы между собой переженились, и скоро прихожане уже не умещались в храме. Особенно тяжело было в летнюю жару. За Литургией причащалось по 150-170 человек. Кинули клич, что собираем средства на новый собор. Своими центами в строительстве участвовали даже дети: они собирали бутылки и жестяные банки и жертвовали вырученные деньги на храм. Новый собор был заложен 12 сентября 1989 года, в день памяти святого великого князя Александра Невского, с закладкой под алтарную часть частицы мощей преподобного Германа Аляскинского.

…К этому времени относится удивительное событие – приход в храм Тихвинской иконы Божией Матери, которую в праздник Рождества Пресвятой Богородицы пожертвовала жительница Лейквуда Ольга Васильевна Астори-Астафьева. Своим названием – «Царская» – икона обязана своему происхождению. Как рассказала настоятелю Ольга Васильевна Астори, ее мать, искусная швея и вышивальщица Трофимова, жившая в Санкт-Петербурге, за свое мастерство была представлена Государыне Императрице Александре Федоровне и стала официальной поставщицей платьев для Императорского Двора.

Образ Тихвинской Божией Матери, который ныне пребывает в храме в Лейквуде, принадлежал лично императрице Александре Федоровне

По случаю 300-летия Дома Романовых они с дочерью везли из Санкт-Петербурга в Москву великолепные наряды. По дороге в поезде тяжелая коробка упала швее на ногу и сильно повредила ее. Императрица посодействовала лечению своей портнихи и отправила ее на Кавказ. Лечение не помогало, но маленькой дочке Трофимовой – Ольге, там явилась во сне необычная девочка, велевшая им отправиться в монастырь на источник, который она им указала. На этом святом источнике больная получила полное исцеление, о чем с радостью и рассказала Государыне. В память о чудесном исцелении императрица Александра Федоровна подарила ей из личных своих икон образ Тихвинской Божией Матери, который ныне пребывает в храме в Лейквуде.

В 1994 году, когда строительство нового собора была закончено, Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви благословил освятить новый соборный храм во имя святого благоверного князя Александра Невского, а старый храм – напротив – в честь Тихвинской иконы Божией Матери.

В июне 1996 года была начата роспись собора. Возглавил работы ученик «иконописца всего зарубежья» архимандрита Киприана (Пыжова) – иеромонах Андрей (Эрастов). С ним работали еще 6 человек.

На сводах собора изображены все двунадесятые праздники, кроме Благовещения – Господские праздники справа, Богородичные – слева. Сюжет Благовещения представлен на колоннах у алтарной солеи. Иконостас – четырехъярусный. В третьем его ярусе изображены русские святые: блаженная Ксения Петербургская, Царь-мученик Николай, преподобные Амвросий Оптинский и Сергий Радонежский, праведный Иоанн Кронштадтский, святители Тихон Московский, Иоанн Шанхайский, преподобные Иов Почаевский, Герман Аляскинский, святая мученица царица Александра, преподобномученица Елизавета и святитель Николай Мирликийский. На храмовых колоннах, логически повторяя расположение праздничных икон, справа изображены святые мужи, слева – святые жены.

Справа и слева от солеи – иконы, приобретенные семьей Плавских, с которых и начался приход: Божия Матерь Казанская, написанная на обратной стороне стекла золотом и украшенная перламутром и камнями, и образ Спасителя – «Спаса Нерукотворного» – на стекле с отпечатком пули на нем. По преданию, в икону – прямо в лоб Спасителя – стреляли большевики. По крайней мере, так утверждают те, кто пожертвовал в собор икону. Справа также находятся храмовая икона святого Александра Невского с частицей мощей святого и ковчег с мощами около 120-ти частиц угодников Божиих.

С правой стороны от иконы Спасителя находится серебряный крест, чудесно обретенный в 1812 году в Москве, после нашествия Наполеона. Крест был найден на пожарище, а потом подброшен в почтовое отделение. Его отреставрировали и сделали для него новое обрамление. Тогда же в крест были вставлены 24 частицы мощей угодников Божиих и частица Древа Господня. Таким он попал в Нью-Йорк и был выставлен на аукционе, где его приобрел местный священник. Спустя годы вдова этого священника передала крест в Александро-Невский храм.

Кисти отца Андрея (Эрастова) принадлежит и икона с мощами святителя Иоанна Шанхайского. Образ был написан 20 лет назад, ко дню прославлению святителя, и является одним из первых иконописных изображений святого.

Люди, как живому, пишут святителю Иоанну письма с просьбами о предстательстве святого перед Господом об их нуждах

В этом году русское зарубежье – от Америки до Австралии – отмечает 20-летие канонизации святителя. Перед ракой с его мощами в Сан-Франциско ежедневно служатся молебны. Люди, как живому, пишут святителю Иоанну письма с просьбами о предстательстве святого перед Господом об их нуждах. От Нью-Джерси до Калифорнии – 6 часов лету. Потому, когда Александро-Невский собор был построен, отец Валерий, зная, как почитают верующие святителя, установил под иконой специальную коробочку для писем святому.

«Наше поколение – живые свидетели милостивого жития и чудес святителя Иоанна, – говорит отец Валерий. – А нынешнее поколение не видело, но почитают святого и верят, что Господь его слышит. Много лет люди пишут святителю Иоанну письма, приносят их, а я уже пересылаю эти письма в Сан-Франциско, чтобы в Радостескорбященском соборе служили молебны о нуждах и наших прихожан».

После 46 лет служения в соборе, в сентябре отец Валерий ушел на покой, но по благословению митрополита Илариона, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви и нынешнего настоятеля, остается почетным настоятелем кафедрального собора.