«Жил я в дому своего отца в деревне Псковской губернии. В семилетнем возрасте я помню, как в дом отца моего приезжал, бывало, отец Корнилий, монах Крыпецкого монастыря. Иногда и ночевал у нас, и ложился спать всегда со мною, и, бывало, говорил мне: «Будешь ты монахом, будешь старец великий». Иногда брал меня с собою по сбору [пожертвований на монастырь] и говорил: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь подадут нам» — так и бывало. И много другого говорил он, но я уже забыл.
Будучи 10 лет, я пас своих лошадей и слышал, как люди рассказывали про жизнь отца Серафима, Саровского чудотворца. Как он молился на камне в лесу. Вот я и задумал подражать ему. Нашел в поле большой камень и стал на нем молиться. В возрасте 12—13 лет ежегодно ходил я со своими родителями в Печерский монастырь помолиться. Так мне все в нем нравилось и так хотелось остаться в нем навсегда, и эта мысль меня никогда не покидала.
Когда исполнилось мне 20 лет, я стал просить отца, чтобы он отпустил меня в монастырь, но он и слушать не хотел, а говорил: «Женить тебя надо, а не в монахи»; а я еще ответил: «Не хочу жениться и ке буду никогда». И «так продолжалось сколько лет! Потом отец решил мне выстроить в усадьбе домик, а для какой цели — я не знал. Не то хотел-таки меня женить и выделить из дому? Впоследствии я жил в нем и молился каждый день. По утрам отец приходил ко мне и звал на работу, и скажет, бывало: «Я думал, что ты молишься, а ты спишь». И так продолжалось до 25-летнего возраста.
В это время жил в нашей местности старец Симеон, как звали его наши деревенские люди и считали его за блаженного. Этот старец приходил в дом отца моего; родители принимали его, и он иногда оставался ночевать. И вот однажды я решил спросить его совета и благословения идти в монастырь, но он никогда не давал мне на это никакого ответа. А вот в одно прекрасное время приходит к нам в дом и говорит отцу: «Я пришел к тебе умирать». А я в это время подхожу и говорю: «Батюшка, благослови меня в монастырь!»
Он берет веревку, свернул ее жгутом и давай меня бить и гнать из дома во двор, со двора на улицу и гнал вдоль улицы за деревню, а потом вернулся домой, сел на лавку, затем лег и умер. Люди, видевшие это, поняли, что он выгонял меня из дома идти в монастырь. Но отец по-прежнему не хотел отпускать меня; но потом смирился и отпустил.
По прибытии в монастырь был я принят отцом Мефодием, бывшим в то время наместником монастыря. Он взял меня к себе в келейники. Жил он в настоятельском доме — наверху. Пробыв у него в келейниках семь лет, я кроме келейного послушания нес еще общее послушание монастырское, как и вся братия.
В это время строили за монастырскими святыми воротами гостиницу для приходящих и приезжих богомольцев. Некоторые из братии работали здесь с 5 часов утра и до позднего вечера, до ужина.
И так продолжалось пять лет, и в продолжение этого времени мне мало приходилось спать на постели; я большей частью .засыпал, сидя за столом за книгой, и, бывало, проспишь так до утра, когда надо уже идти на работу.
Летом после работы молодые послушники и монахи, бывало, собирались отдыхать на свежем воздухе, на Святой горе в саду, и всегда меня приглашали с собой, но я всегда отговаривался и уклонялся от их бесед — ввиду того, что наместник дал послушание сделать то или другое, так как я имел специальность столяра-краснодеревца. Я имел свой столярный верстак и инструмент, а также и токарный станок по дереву, мог вытачивать разные вещи в свободное время. Вот таким образом и оправдывался от собеседования с братией.
Со времен преподобного Корнилия и в наше время был установлен крестный ход с чудотворными иконами в Псков, Изборск, Порхов, Остров, Качаново, Палкино и другие места Латвии и Эстонии в память победы над Баторием и другими народами. В память чудесного заступления образа Успения Божией Матери и образа Умиления Божией Матери крестные ходы назначались по указанию и расписанию. На это по распоряжению правящих иерархов Псковской епархии назначались местным наместником иеромонахи, иеродиаконы и послушники на совершение молебнов, а также певцы и охраняющие святые иконы монахи и руководящие крестным ходом. Иногда и сам отец наместник сопровождал крестный ход, служил в приходах Божественную литургию, куда и меня брал, тгк как я был уже иеродиаконом. Он любил меня за голос — громкий тенор. Ночевали в деревнях у прихожан; ели, что было приготовлено. И скажет, бывало, наместник: «Не гнушайся, что подают, то и кушай, ибо Господь сказал ученикам, чтобы они ели то, что им подадут’— где они находились в доме; на это Он дал им благословение».
Однажды наместник при разговоре со мной — это было в конце его земной жизни — сказал мне: «Я скоро умру, в день Пасхи, но не дома; а когда меня привезут и будут брать мое тело, то на один час будет от моего тела запах тления, а когда внесут в пещеры, то запах прекратится». Так в действительности и исполнилось его предсказание. На Страстной неделе [в 1906 году] отец Мефодий был вызван в Питер в Святейший Синод. Там он заболел и умер в первый день Пасхи; и все, что он сказал о себе, все исполнилось в точности.
Когда гроб ввезли в Печоры, то тление прекратилось, а когда внесли в монастырь и в церковь, то от тела было благоухание.
Когда он говорил о смерти, то упомянул, почему на время от его тела будет [исходить] запах тления: «Это,— говорит,— потому, что меня люди везде хвалили; вот Господь и хотел смирить меня этим запахом по смерти, чтобы я не превозносился». Отец Мефодий похоронен в пещерах монастыря, где [погребена] и его сестра,
схимонахиня Анна.
После смерти отца Мефодия меня перевели из настоятельского дома под трапезную, около ворот,— был я в то время иеродиаконом.
Псковской епархией управлял архиепископ Арсений, впоследствии митрополит Новгородский, который иногда приезжал в монастырь для служения и по другим делам. Однажды, проходя мимо моей кельи, заметил в окнах цветы и занавеси и спрашивает сопровождающих его иеромонахов: «Кто это живет здесь?» Ему говорят: «Отец Вассиан, иеродиакон».— «Это не по-монашески живет, позовите его сюда». Я подхожу, весь трясусь и бух ему в ноги: «Простите, Ваше Преосвященство!» Он говорит: «Ты как красная девица живешь, а не как монах!» — «Простите,— отвечаю,— люблю я цветы как создание Божие и чистоту». А потом наедине и говорит: «Молодец, так и живи! Лучше в чистоте, чем в грязи».
Пробыв несколько лет в чине иеродиакона, я был посвящен в иеромонахи, после чего вскоре был назначен в Псков, в Снетогорскии монастырь, в качестве эконома — для восстановления монастыря и монастырского хозяйства. Прожив там четыре года, вплоть До революции, при епископе Евсевии вернулся обратно в обитель свою, будучи 46-ти лет. Пробыв несколько времени в монастыре, назначают меня в другое имение монастырское — Мустыщево, 25 километров от монастыря в сторону Латвии. В этом имении пришлось пробыть несколько лет. Было очень много трудностей, где из лаптей не вылезал. Нужно было восстанавливать почти вновь все хозяйство. Первым долгом нужно было храм выстроить во имя Иоанна, Крестителя Господня, церковный дом, хозяйственные постройки, сарай, скотный двор и прочее. Наладить землепашество, чтобы оно давало какую-то пользу монастырю. На это потребовалось много лет. Когда дело пошло на лад, возвратился я в монастырь.
Начальство монастыря хотело возложить на меня большое бремя послушания, поставить наместником монастыря. Видя, что это послушание мне не под силу, стал отказываться; да к тому я очень устал — и на этом основании стал просить схиму, в чем мне впервое отказали и все же настаивали, чтобы я принял наместничество. Но я наотрез отказался от этого еще ввиду внутреннего внушения принять схиму.
На это упорно не соглашался епископ Иоанн Булин, но наконец все же согласился и разрешил постричь меня с именем Симеон — в память Симеона Богоприимца — 2 февраля и перевел меня в келью рядом с храмом Успения Божией Матери, куда привел сам и сказал: «Вот тебе келья, здесь и умрешь».
В действительности эта келья представляла нечто ужасное: грязная, мрачная, сырая, темная, стены мокрые, воздух сырой — одна комната с одним оконцем. Размер комнаты 3 на 5 метров, с длинным темным коридором 2*10 метров; стены голые, песчаные. Много пришлось приложить трудов, чтобы придать вид жилого помещения. Крыша дырявая; сырость попадала на потолок, а с потолка в келью. Пришлось установить три печки, провести трубы вдоль коридора, чтобы осушить, оштукатурить, побелить, и все это почти своими руками. Но с Божией помощью все это проделал и смирился.
Но это еще не все — враг рода человеческого не оставляет в покое человека, а в особенности тех, которые решились последовать Христу и идти Его крестным путем.
По прибытии в новую келью, в которую меня привел настоятель и где мне пришлось ночевать первую ночь одному, приступили ко мне злые духи, которых стала полная келья. Страшные, такие. Я их раньше никогда не видел и страшно испугался и не знал, что и делать. А они начали на меня.кричать, дергать-и гнать.. Говорят: «Зачем ты сюда пришел? Уходи отсюда, все равно мы не дадим тебе здесь жить», и тому подобное.
Я закрыл лицо свое руками, чтобы их не видеть, а сам трясся от страха да только говорил: «Господи, приими дух мой». Думал, что и не переживу этой страсти, от которой даже не мог перекреститься. Во втором часу [ночи] они скрылись.
Такие страхи продолжались много раз, но мне уже не так были страшны при помощи Божией, как в первое время; и я уже научился отражать их силою Креста и молитвы.
Вот так и дожил до конца моей жизни — в этой келье, по благословению епископа Иоанна.
Труден путь монашеский, но труднее подвиг схимнический — если идти так, как указал нам Подвигоположник наш Господь Иисус Христос. При помощи Святаго Духа все возможно победить, перенести, претерпеть и достигнуть вожделеннаго, обетованнаго нам Им, неизглаголаннаго вечного наследия в Его Царствии Небесном»
Скупые, но весьма живые штрихи к портрегу старца Симеона (когда тот был еще довольно молод) добавляют воспоминания его современницы, оставшейся неизвестной, которая встречалась с ним еще в далекую пору своего детства — их мы опубликуем на сайте в следующей статье.
| Начало начал | <-- | --> | Расписание курсов английского языка |
